Во многих странах сексуальное образование начинается в школе. Существуют специальные образовательные программы, и школам рекомендуют им следовать. Детям рассказывают о строении половой системы, личных границах, информированном согласии, беременности и родах, контрацепции, ВИЧ и других ИППП (инфекциях, передаваемых половым путем), сексуальном насилии и безопасности. Часто сексуальное образование начинается еще в младших классах и продолжается в средней и старшей школе — темы и материалы «взрослеют» вместе с детьми и усложняются. По данным исследований ЮНЕСКО, школьные программы по образованию в области здоровья и отношений дают результаты: подростки позже начинают половую жизнь, чаще используют презервативы и другие методы контрацепции.

В России сексуальное образование не упоминается в образовательных стандартах и редко выходит за рамки нескольких уроков о репродуктивной системе в общем курсе биологии. Но школьная программа, даже соответствующая всем международным стандартам, не может заменить разговоры с родителями, благодаря которым формируются первые представления детей о собственном теле, гендерных различиях, любви, сексе и рождении детей. К этим беседам лучше подготовиться, особенно если какая-то тема заранее вызывает тревогу и кажется сложной.

Эксперты утверждают, что начинать сексуальное образование стоит в раннем детстве — с правильных терминов для гениталий и уважения к своему и чужому телу. Но сделать это бывает зачастую непросто. Семейный психолог и секс-терапевт Марина Травкова в своей статье «Родители как агенты неформального секс-образования: что делать?» говорит о том, что телесная сторона человеческой жизни в советском обществе была «изъята из нормативного языка и переместилась в просторечие и брань». В нашей культуре не принято открыто говорить о сексуальности, а половые органы проще обозначать эвфемизмами, чем называть своими, «стыдными», именами.

Мы попросили Марину Травкову и детского психолога Александра Покрышкина рассказать, с чего начать разговор об интимных частях тела, почему эвфемизмы вроде «краника» и «цветочка» вредят детям и как знание терминологии защитит их от насилия.

Во многих странах сексуальное образование начинается в школе. Существуют специальные образовательные программы, и школам рекомендуют им следовать. Детям рассказывают о строении половой системы, личных границах, информированном согласии, беременности и родах, контрацепции, ВИЧ и других ИППП (инфекциях, передаваемых половым путем), сексуальном насилии и безопасности. Часто сексуальное образование начинается еще в младших классах и продолжается в средней и старшей школе — темы и материалы «взрослеют» вместе с детьми и усложняются. По данным исследований ЮНЕСКО, школьные программы по образованию в области здоровья и отношений дают результаты: подростки позже начинают половую жизнь, чаще используют презервативы и другие методы контрацепции.

В России сексуальное образование не упоминается в образовательных стандартах и редко выходит за рамки нескольких уроков о репродуктивной системе в общем курсе биологии. Но школьная программа, даже соответствующая всем международным стандартам, не может заменить разговоры с родителями, благодаря которым формируются первые представления детей о собственном теле, гендерных различиях, любви, сексе и рождении детей. К этим беседам лучше подготовиться, особенно если какая-то тема заранее вызывает тревогу и кажется сложной.

Эксперты утверждают, что начинать сексуальное образование стоит в раннем детстве — с правильных терминов для гениталий и уважения к своему и чужому телу. Но сделать это бывает зачастую непросто. Семейный психолог и секс-терапевт Марина Травкова в своей статье «Родители как агенты неформального секс-образования: что делать?» говорит о том, что телесная сторона человеческой жизни в советском обществе была «изъята из нормативного языка и переместилась в просторечие и брань». В нашей культуре не принято открыто говорить о сексуальности, а половые органы проще обозначать эвфемизмами, чем называть своими, «стыдными», именами.

Мы попросили Марину Травкову и детского психолога Александра Покрышкина рассказать, с чего начать разговор об интимных частях тела, почему эвфемизмы вроде «краника» и «цветочка» вредят детям и как знание терминологии защитит их от насилия.

Марина Травкова: Родители начинают секспросвет с ребенком с его рождения, даже если они его так не называют. Все, что мы демонстрируем, — как относиться к своему телу, стоит ли есть невкусную кашу или можно от нее отказаться, как тебя трогают, как тебя берут на руки — это все про тело, про отношение к нему, про тебя, про других. Секспросвет — не про то, чтобы научить детей заниматься сексом, а про то, чтобы выстроить отношения с собственным телом и постепенно готовиться к взрослой жизни.

Я сторонник того, чтобы лет с трех начать вместе разглядывать детские специальные книжки, анатомические атласы, соответствующие возрасту. Есть прекрасные, невинно иллюстрированные издания, где все рассказывается. Перед тем как какую-то книжку читать с трех-пятилетним ребенком, ее нужно пролистать самому.

Александр Покрышкин: В три года ребенок уже точно понимает, где его тело, а где чужое. Дети узнают о том, что у них есть гениталии, и о том, для чего они нужны, двумя путями: либо экспериментируют и наблюдают за своим телом, либо от других людей. Если мы не говорим с ними о сексе, кто-то поговорит с ними за нас. Что ребенок узнает на улице, в детском саду, в школе — непонятно.

Когда мы рассказываем об этом [о том, как называются гениталии и каковы их функции] сами, мы постепенно обсуждаем с ребенком, как пользоваться своим телом, как к нему относиться и о нем разговаривать. У нас есть для этого язык, опыт взаимодействия с частями тела. Мы постепенно знакомим ребенка с его телом, с тем, как оно меняется, помогаем развить внимание и уважение к нему.

Марина Травкова: Родители начинают секспросвет с ребенком с его рождения, даже если они его так не называют. Все, что мы демонстрируем, — как относиться к своему телу, стоит ли есть невкусную кашу или можно от нее отказаться, как тебя трогают, как тебя берут на руки — это все про тело, про отношение к нему, про тебя, про других. Секспросвет — не про то, чтобы научить детей заниматься сексом, а про то, чтобы выстроить отношения с собственным телом и постепенно готовиться к взрослой жизни.

Я сторонник того, чтобы лет с трех начать вместе разглядывать детские специальные книжки, анатомические атласы, соответствующие возрасту. Есть прекрасные, невинно иллюстрированные издания, где все рассказывается. Перед тем как какую-то книжку читать с трех-пятилетним ребенком, ее нужно пролистать самому.

Александр Покрышкин: В три года ребенок уже точно понимает, где его тело, а где чужое. Дети узнают о том, что у них есть гениталии, и о том, для чего они нужны, двумя путями: либо экспериментируют и наблюдают за своим телом, либо от других людей. Если мы не говорим с ними о сексе, кто-то поговорит с ними за нас. Что ребенок узнает на улице, в детском саду, в школе — непонятно.

Когда мы рассказываем об этом [о том, как называются гениталии и каковы их функции] сами, мы постепенно обсуждаем с ребенком, как пользоваться своим телом, как к нему относиться и о нем разговаривать. У нас есть для этого язык, опыт взаимодействия с частями тела. Мы постепенно знакомим ребенка с его телом, с тем, как оно меняется, помогаем развить внимание и уважение к нему.

Марина Травкова: Во-первых, слова типа «пирожочек» или «цветочек» имеют в языке еще и другие значения. А в случае каких-то несанкционированных действий по отношению к ребенку нужна ясность, чтобы он мог объяснить, что именно происходило. В Австралии задокументирован случай, когда девочка жаловалась маме, что дядя «ест ее печенье». Никто ее не понимал, и все говорили: «Ну в чем проблема? Печенья в доме много». И это был тот случай, когда печеньем называли половой орган.

Во-вторых, если в три года научить ребенка словам «пенис» и «вагина», то в четыре-пять, когда он дорастет до интереса к тому, откуда берутся дети, мы бы теми же словами объяснили ему это: «Когда люди любят друг друга и живут вместе, мужчина вставляет пенис в вагину женщины».

Почему нужно заменить «краник» и «цветочек» на «пенис» и «вульву»?

Марина Травкова: Во-первых, слова типа «пирожочек» или «цветочек» имеют в языке еще и другие значения. А в случае каких-то несанкционированных действий по отношению к ребенку нужна ясность, чтобы он мог объяснить, что именно происходило. В Австралии задокументирован случай, когда девочка жаловалась маме, что дядя «ест ее печенье». Никто ее не понимал, и все говорили: «Ну в чем проблема? Печенья в доме много». И это был тот случай, когда печеньем называли половой орган.

Во-вторых, если в три года научить ребенка словам «пенис» и «вагина», то в четыре-пять, когда он дорастет до интереса к тому, откуда берутся дети, мы бы теми же словами объяснили ему это: «Когда люди любят друг друга и живут вместе, мужчина вставляет пенис в вагину женщины».

Почему нужно заменить «краник» и «цветочек» на «пенис» и «вульву»?

Александр Покрышкин: Потому что это пренебрежительно, несерьезно. Говоря «писька», мы, скорее всего, смущаемся. И транслируем это ребенку. Если он будет смущаться, ему будет сложнее об этом говорить. Такого не будет, если пользоваться научными терминами. Когда случится что-то неприятное, ребенок сможет найти слова, чтобы об этом рассказать. И говорить об этом будет легко, ведь это такая же привычная тема, как насморк.

Через корректные термины мы учим ребенка уважению к своему и чужому телу, прививаем культуру согласия. Объясняем, что это особенные части тела, которые не нужно никому показывать и которые никто не вправе трогать, кроме самого ребенка, родителей, когда его купают, и доктора в присутствии мамы или папы. А когда купаем ребенка, предупреждаем, что сейчас будем мыть гениталии, или спрашиваем разрешения. Говорим, что не можем что-то делать с телом другого человека, пока этот человека не дал на это согласие.

Александр Покрышкин: Потому что это пренебрежительно, несерьезно. Говоря «писька», мы, скорее всего, смущаемся. И транслируем это ребенку. Если он будет смущаться, ему будет сложнее об этом говорить. Такого не будет, если пользоваться научными терминами. Когда случится что-то неприятное, ребенок сможет найти слова, чтобы об этом рассказать. И говорить об этом будет легко, ведь это такая же привычная тема, как насморк.

Через корректные термины мы учим ребенка уважению к своему и чужому телу, прививаем культуру согласия. Объясняем, что это особенные части тела, которые не нужно никому показывать и которые никто не вправе трогать, кроме самого ребенка, родителей, когда его купают, и доктора в присутствии мамы или папы. А когда купаем ребенка, предупреждаем, что сейчас будем мыть гениталии, или спрашиваем разрешения. Говорим, что не можем что-то делать с телом другого человека, пока этот человека не дал на это согласие.

Марина Травкова: Остаетесь наедине с собой и вслух произносите это слово — например, «вульва» — 50 раз подряд. В конце концов вам удастся расслабиться. Это дело привычки. Сначала смешно и стыдно, потом это стирается.

Александр Покрышкин: Многие родители воспитывались в культуре, где про это мало говорили и стеснялись этого. И задачей «смешных» названий было снять это напряжение.

Но, начиная произносить эти слова [«пенис», «вагина», «анус» и так далее], мы немного размываем собственное стеснение и беспокойство. Для нас, родителей, эта тема становится более спокойной, реалистичной.

Марина Травкова: Остаетесь наедине с собой и вслух произносите это слово — например, «вульва» — 50 раз подряд. В конце концов вам удастся расслабиться. Это дело привычки. Сначала смешно и стыдно, потом это стирается.

Александр Покрышкин: Многие родители воспитывались в культуре, где про это мало говорили и стеснялись этого. И задачей «смешных» названий было снять это напряжение.

Но, начиная произносить эти слова [«пенис», «вагина», «анус» и так далее], мы немного размываем собственное стеснение и беспокойство. Для нас, родителей, эта тема становится более спокойной, реалистичной.

Александр Покрышкин: Мы не можем поручить это другим людям, потому что это очень важная и интимная вещь. Классно, что мы заметили, что нам сложно: мы можем об этом с кем-то поговорить, можем посоветоваться со специалистом, прочитать какие-то книги по секспросвету, чтобы подготовиться. Но секспросвет строится не на одном разговоре, он — часть ежедневного общения. Какие слова мы используем? Тревожные у нас интонации или спокойные? Считаем ли мы сами, что говорим на «запретные» темы, или наше собственное отношение изменилось? Несмотря на все усилия и «правильные» слова, дети считывают отношение родителей и почувствуют, если обсуждение станет для вас некомфортным. Если у вас не получается, вы можете обратиться к психологам, посмотреть видеолекции, прочитать статьи. И если говорить все равно трудно, можно молчать, можно меняться постепенно, вслед за ребенком. Но классно, если при прочих равных говорить получается и вы начнете про это говорить больше, чаще называть это правильно.

Александр Покрышкин: Вопросы и реакции детей часто гораздо проще, чем мы думаем. Это мы понимаем, насколько это важная и ответственная тема, у нас есть свой собственный опыт и беспокойство. А дети реагируют очень просто: «Ну окей, пенис». Нет вопросов.


Марина Травкова: Как мы себя ведем, такое отношение к теме и транслируем — если говорим об этом спокойно, то и ребенок будет к этому относиться спокойно. У детей нет интереса к сексу как таковому, для них это то же самое, что стол, стул, трава, земля. Поэтому эмоциональную окраску задают взрослые. Если взрослые про это молчат, скрывают, какими-то охами-вздохами и интонациями дают понять, что это какая-то страшненькая тема, то дети этому и учатся. А если взрослые к этому относятся спокойно, то и дети учатся, что это нормально, у них не возникает нездорового интереса, желания подсматривать.

Александр Покрышкин: Вопросы и реакции детей часто гораздо проще, чем мы думаем. Это мы понимаем, насколько это важная и ответственная тема, у нас есть свой собственный опыт и беспокойство. А дети реагируют очень просто: «Ну окей, пенис». Нет вопросов.


Марина Травкова: Как мы себя ведем, такое отношение к теме и транслируем — если говорим об этом спокойно, то и ребенок будет к этому относиться спокойно. У детей нет интереса к сексу как таковому, для них это то же самое, что стол, стул, трава, земля. Поэтому эмоциональную окраску задают взрослые. Если взрослые про это молчат, скрывают, какими-то охами-вздохами и интонациями дают понять, что это какая-то страшненькая тема, то дети этому и учатся. А если взрослые к этому относятся спокойно, то и дети учатся, что это нормально, у них не возникает нездорового интереса, желания подсматривать.

Александр Покрышкин: Такое возможно, к сожалению, и такое бывает. Во-первых, ребенку одновременно с терминами объясняют, что эти слова интимные, их не кричат на каждом углу. Во-вторых, нет ничего страшного, если ребенок их где-то и покричал, особенно если ребенку три-четыре года, и в таком случае родителю придется отстаивать права ребенка перед администрацией детского сада, например. Если ребенок в детском саду сказал: «Мне попали по пенису» — и воспитательница ушла в глубокий обморок, видимо, придется просвещать воспитательницу и защищать своего ребенка.

А ребенку можно сказать: «Есть люди, которым такие темы кажутся страшными, стыдными, они не хотят это слышать, поэтому давай не будем их раздражать. Есть разные люди». И это правда.

Александр Покрышкин: Конечно, когда ребенок на площадке кричит: «Я ушиб свой пенис!», это звучит непривычно для многих людей. Мы можем подготовить к этому наших близких, потому что многие люди могут это не принять. На замечания и вопросы можно ответить так: «Это безопасность. Есть исследования, показывающие, что дети, которые знают, как что называется, реже подвергаются насилию, потому что это отпугивает взрослых: у них появляется ощущение, что ребенок лучше все контролирует».

Александр Покрышкин: Такое возможно, к сожалению, и такое бывает. Во-первых, ребенку одновременно с терминами объясняют, что эти слова интимные, их не кричат на каждом углу. Во-вторых, нет ничего страшного, если ребенок их где-то и покричал, особенно если ребенку три-четыре года, и в таком случае родителю придется отстаивать права ребенка перед администрацией детского сада, например. Если ребенок в детском саду сказал: «Мне попали по пенису» — и воспитательница ушла в глубокий обморок, видимо, придется просвещать воспитательницу и защищать своего ребенка.

А ребенку можно сказать: «Есть люди, которым такие темы кажутся страшными, стыдными, они не хотят это слышать, поэтому давай не будем их раздражать. Есть разные люди». И это правда.

Александр Покрышкин: Конечно, когда ребенок на площадке кричит: «Я ушиб свой пенис!», это звучит непривычно для многих людей. Мы можем подготовить к этому наших близких, потому что многие люди могут это не принять. На замечания и вопросы можно ответить так: «Это безопасность. Есть исследования, показывающие, что дети, которые знают, как что называется, реже подвергаются насилию, потому что это отпугивает взрослых: у них появляется ощущение, что ребенок лучше все контролирует».

Александр Покрышкин: Это так не работает. Разговоры о половых органах — не то, что побуждает детей мастурбировать, и увлеченность мастурбацией не вытекает из знания о том, что у тебя есть половые органы и у них есть определенные названия. У детей нет такого интереса к этому, как у взрослых. Мы можем столкнуться с тем, что ребенок много мастурбирует, и это может быть тревожащим признаком, но, скорее всего, это будет связано с какими-то процессами в его нервной системе, а не просто с информацией, которую мы дали ему, рассказывая о гениталиях.

Александр Покрышкин: Это так не работает. Разговоры о половых органах — не то, что побуждает детей мастурбировать, и увлеченность мастурбацией не вытекает из знания о том, что у тебя есть половые органы и у них есть определенные названия. У детей нет такого интереса к этому, как у взрослых. Мы можем столкнуться с тем, что ребенок много мастурбирует, и это может быть тревожащим признаком, но, скорее всего, это будет связано с какими-то процессами в его нервной системе, а не просто с информацией, которую мы дали ему, рассказывая о гениталиях.

Александр Покрышкин: Я считаю, что ждать не нужно. Мы не можем знать, почему ребенок сам не спрашивает об этом, — он про это не думает или ему сложно? Он смущается или боится, что это расстроит нас? Когда мы чувствуем, что ребенок может уже что-то понимать про это, лучше рассказать. Если не поговорим мы — кто-то поговорит с ним за нас. Он может услышать что-то из других источников — что-то, что мы не хотели бы, чтобы он воспринимал всерьез.

Когда мы говорим с малышами о гениталиях, нам позже становится проще объяснять, откуда берутся дети: у нас уже есть для этого язык. «Папа вставляет пенис в вагину маме, его сперматозоиды попадают к ней в яйцеклетку, так появляешься ты» — такая схема очень понятна, она многих детей устраивает, помогает им понять, что не надо бояться, что в капусте они могут найти очередного брата. Понятно, что трехлетним детям мы этого не рассказываем, но, когда мы чувствуем, что ребенок уже готов, лет в пять-шесть-семь, мы можем об этом поговорить.

Александр Покрышкин: Я считаю, что ждать не нужно. Мы не можем знать, почему ребенок сам не спрашивает об этом, — он про это не думает или ему сложно? Он смущается или боится, что это расстроит нас? Когда мы чувствуем, что ребенок может уже что-то понимать про это, лучше рассказать. Если не поговорим мы — кто-то поговорит с ним за нас. Он может услышать что-то из других источников — что-то, что мы не хотели бы, чтобы он воспринимал всерьез.

Когда мы говорим с малышами о гениталиях, нам позже становится проще объяснять, откуда берутся дети: у нас уже есть для этого язык. «Папа вставляет пенис в вагину маме, его сперматозоиды попадают к ней в яйцеклетку, так появляешься ты» — такая схема очень понятна, она многих детей устраивает, помогает им понять, что не надо бояться, что в капусте они могут найти очередного брата. Понятно, что трехлетним детям мы этого не рассказываем, но, когда мы чувствуем, что ребенок уже готов, лет в пять-шесть-семь, мы можем об этом поговорить.

Александр Покрышкин: Это точно большой вклад. Устройство организма — это же часть тебя. И сексуальная жизнь — это важная и большая тема. Очень важно, испытывает ли ребенок стыд, когда об этом думает, стесняется ли таких разговоров, понимает ли он культуру согласия, может ли отказываться от чего-то, когда не готов к этому. Дети, в жизни которых был секспросвет, психически более благополучны. И это благополучие складывается из практики разговоров с малышами о гениталиях.

Марина Травкова: Если вы, условно, хотите свою дочь подвергнуть всем на свете опасностям — не говорите ей о сексе ничего. Когда ей будет пятнадцать, любой молодой мужчина легко сделает с ней все, что ему угодно, потому что она даже не будет понимать, что с ней делают. Чем больше ребенок знает, тем позже у него происходит половой дебют, тем меньше вероятность подростковой беременности. Просто потому, что у таких детей нет нездорового интереса [к сексу], и они не экспериментируют друг с другом, чтобы что-то узнать. Когда подросток знает, что сначала нужны отношения, что сначала [прежде чем заниматься сексом] нужно сказать да, а прежде чем сказать да, нужно много раз подумать, осведомлен о рисках, о контрацепции — это тормозит, откладывает этот момент [начала половой жизни]. Секспросвет в том числе учит обращать внимание на собственную готовность, помогает сказать нет.

Подробнее о том, как говорить с детьми о гениталиях и сексе, можно узнать здесь, здесь и здесь.

Александр Покрышкин: Это точно большой вклад. Устройство организма — это же часть тебя. И сексуальная жизнь — это важная и большая тема. Очень важно, испытывает ли ребенок стыд, когда об этом думает, стесняется ли таких разговоров, понимает ли он культуру согласия, может ли отказываться от чего-то, когда не готов к этому. Дети, в жизни которых был секспросвет, психически более благополучны. И это благополучие складывается из практики разговоров с малышами о гениталиях.

Марина Травкова: Если вы, условно, хотите свою дочь подвергнуть всем на свете опасностям — не говорите ей о сексе ничего. Когда ей будет пятнадцать, любой молодой мужчина легко сделает с ней все, что ему угодно, потому что она даже не будет понимать, что с ней делают. Чем больше ребенок знает, тем позже у него происходит половой дебют, тем меньше вероятность подростковой беременности. Просто потому, что у таких детей нет нездорового интереса [к сексу], и они не экспериментируют друг с другом, чтобы что-то узнать. Когда подросток знает, что сначала нужны отношения, что сначала [прежде чем заниматься сексом] нужно сказать да, а прежде чем сказать да, нужно много раз подумать, осведомлен о рисках, о контрацепции — это тормозит, откладывает этот момент [начала половой жизни]. Секспросвет в том числе учит обращать внимание на собственную готовность, помогает сказать нет.

Подробнее о том, как говорить с детьми о гениталиях и сексе, можно узнать здесь, здесь и здесь.